Усиление государственного контроля за ценами и возврат к затратным методам ценообразования соответствует настроениям населения. Национальный опрос, проведенный НИСЭПИ в июне 1997 г., показал, что только 23,1% опрошенных высказались за свободные цены, остальные поддерживают либо установление цен государством (27,2%), либо формирование цен на основе издержек (31,6%).
Представления большинства людей о ценах коррелируют с их представлениями о справедливом распределении. Справедливым видом доходов заработную плату признают 74% опрошенных, а такие виды доходов, как доход от акций, процент от денег, вложенных в банк, предпринимательская прибыль, деньги, полученные от сдачи в аренду квартиры, справедливыми считают не более 29% опрошенных.
Поэтому для преодоления сопротивления либеральным реформам необходимо преодолеть заблуждение, будто предполагаемое распределение по труду и, соответственно, "справедливые" или "трудовые" (то есть на базе издержек) цены приблизят общество к идеалам равенства.
Цена как инструмент идеологии
Очередной вехой на пути формирования госидеологии можно рассматривать статью В.Тарасевича в "Беларускай думке" (журнал учрежден Администрацией Президента), N 8, 1997 г. Государственная идеология, по его мнению, должна опираться на "почвенничество" и на заповеди христианства. "Огромная заслуга христианства заключается в том, что оно изменило экономический порядок, когда распределение богатств осуществлялось в интересах зажиточных граждан" (с. 82). Но Тарасевич считает, что одних этических норм недостаточно для формирования респектабельной идеологии, поэтому он продолжает: "Самое опасное, что у идеологии выбит научный стержень, тот же закон трудовой стоимости, если угодно".
Отметим одну особенность данной статьи: подчеркивается опасность для нравственного здоровья нации стремления к накоплению денег, особенно на игре курсовых разниц. Богатство, полученное в результате производственной деятельности с целью удовлетворения потребностей людей и ограниченное размерами этих потребностей, признается естественным. Богатство, возникающее из обращения, считается "неестественным" и порицается.
Очевидно, что такая система ценностей несовместима с рыночным ценообразованием и с рынком вообще. "Что касается рекомендаций МВФ, - говорит Тарасевич далее, - который диктует правительствам стран СНГ свои условия неолиберальной "чикагской" школы (прибыль - прежде всего, без оглядки на человека), так они просто издевательские (хотя, судя по результатам, мы их выполняем)" (с. 79).
Но возврат к экономике СССР сегодня невозможен, поскольку в новых условиях правительство не может полностью обеспечить ни сбыт, ни снабжение предприятий. Поэтому все усилия по реализации формирующейся идеологии приходятся на контроль за финансовыми потоками и распределением ВВП. При этом субъектам хозяйствования предоставляется некоторая свобода в сфере производства и сбыта. Командными высотами теперь стали кредитно-денежная политика, цены, налоги.
Подобная экономическая система в истории уже была - в 1933-1945 гг. в Германии. Предприятия при этом были вынуждены предоставлять властям декларации с обоснованием цен. Для крестьянских хозяйств по всей Германии были созданы районные сдаточные центры, которые устанавливали твердые ("справедливые", по выражению нацистов) цены.
Интересно отметить, что в основе экономической программы нацистов лежали принципы, сходные с теми, которые мы находим в статье В.Тарасевича. Прежде всего, неприятие доходов, вытекающих из обращения. Этот принцип был краеугольным камнем идеологии фашизма. "Когда я прослушал первую лекцию Федера (Готфрид Федер - автор экономической программы НСП. - З.Л.), - пишет Гитлер в "Майн Кампф", - у меня тут же мелькнула мысль, что я нашел наконец одну из предпосылок для создания новой партии. В моих глазах заслуга Федера заключалась в той беспощадной критике, с какой он устанавливал спекулятивный и вредный для народного хозяйства характер биржевого и ссудного капитала и обнажал его извечную предпосылку- процент" (цит. по кн.: Я.Е.Сегалл "Очерки экономической политики германского фашизма". - М., 1934 г., с. 8).
Федер также противопоставлял хозяйство, построенное на стремлении к личной наживе, хозяйству, "рассчитанному на удовлетворение потребностей". Первое создано, по его мнению, хищническим духом наживы, носителем которого является иудейство. "Хищнический дух" он определял как "умонастроение, охватывающее широкие слои народа, ненасытную жажду наживы, мировоззрение, направленное только на материальные блага, которое уже повело и должно еще больше повести к ужасающему падению нравственных понятий" (с. 11). Главным источником хищнического духа является процент, поскольку он дает возможность людям извлечь выгоду из накопления денег.
Экономическая программа нацистской партии состояла из двух разделов: "Сокращение процентной кабалы" и "Общее благо выше личного". Из того, что в Беларуси складывается такое же неприятие рыночных ценностей, как и в нацистской Германии, вовсе не следует, что здесь тоже устанавливается фашизм. Последний есть лишь разновидность консерватизма (или, что понятнее для нашего читателя, традиционализма), то есть идеологии, которая рассматривает нацию, общество или государство как спаянное духовным единством целое. Основные ценности этой идеологии сформированы в докапиталистическую эпоху и зависят от глубины возврата в прошлое.
Марксистская теория трудовой стоимости, которую белорусские теоретики пытаются приспособить в качестве научной опоры зарождающегося консерватизма, разрабатывалась Марксом как раз для объяснения природы меновой цены в буржуазном обществе, которая складывалась в результате свободной игры рыночных сил. Поэтому стремление приспособить теорию трудовой стоимости для теоретического обоснования антирыночных стереотипов и "исторической неизбежности трудового распределения" (и, следовательно, формирования цен на базе издержек и технических нормативов) говорит как раз о непонимании этой теории.
Вообще, представление о том, что цены должны устанавливаться на основе стоимости, а сама стоимость есть выражение "общественно необходимых затрат труда" (ОНЗТ), является массовым заблуждением. Возможно, поэтому столь малое число людей у нас поддерживает свободное ценообразование.
Вне рыночной конкуренции стоимость определить нельзя
Как известно, Маркс не успел завершить разработку теории стоимости (как и "Капитал" в целом). После 30-х годов студентам нашей страны преподавали только ее первую часть. Схематично ее можно представить так. Стоимость определяется ОНЗТ, то есть количеством затраченного труда в средних для данного общества условиях труда. Способность рабочего к труду, то есть рабочая сила, также имеет стоимость, которая определяется количеством рабочего времени на производство потребляемых им товаров и услуг. Рабочий затрачивает на производство своей рабочей силы только часть своего рабочего времени, а оставшуюся часть рабочего дня он создает прибавочную стоимость для капиталиста, и т.д.
Уже в первой части теории возникает сложный вопрос о соизмерении качественно различных видов сложного труда и приведении их к простому. Равен ли в образовании стоимости день работы ювелира, к примеру, дню работы врача? Или равен ли день работы хирурга, у которого после операций выживаемость больных ниже, дню работы хирурга, у которого выживает большая доля пациентов? Очевидно, что здесь ссылками на стоимость рабочей силы (затраты на образование и т.п.) отделаться трудно. Маркс на этот вопрос отвечает однозначно: "Можно измерять стоимость рабочим временем, несмотря на неравенство стоимости различных рабочих дней; но чтобы применять подобную меру, нужно иметь сравнительную шкалу стоимости различных рабочих дней; эта шкала устанавливается конкуренцией. Стоит ли час вашей работы столько же, сколько час моей работы? Это вопрос, разрешаемый конкуренцией" (Соч., т.4, с.89).
В учебниках политэкономии этот ответ Маркса не упоминался. Чтобы не заострять проблему, там просто говорилось, что сложный труд сводится к простому через отношение стоимости рабочей силы.
Здесь мы еще раз подчеркнем, что даже для определения "технической" стоимости, то есть стоимости, определяемой условиями производства, принципиально важно наличие рынка и конкуренции. Всякие тарифные шкалы, по которым сегодня определяют ставки заработной платы и затраты, относимые на себестоимость (премии сверх 40% этих ставок должны относиться на прибыль), никакого отношения к трудовой теории стоимости, заметим, не имеют. То есть разговоры о распределении по труду вне рыночных условий вообще являются бессмысленными.
Развивая теорию стоимости и переходя от простого к сложному, Маркс приходит к выводам, которые не "замечали" советские ученые, а тем более не сообщали о них студентам (см. гл. 10 и 37 третьего тома "Капитала"). Он говорит о том, что закон стоимости проявляется не по отношению к отдельным товарам или предметам, а ко всей совокупности предметов данного вида. То есть закон стоимости отражает пропорциональность распределения общественного труда между различными сферами производства. При нарушении этой пропорции не может быть реализована стоимость товара.
Поясним сказанное на примере. Допустим, что при имеющемся количестве ресурсов и рабочей силы общество хотело бы построить 1 млн. кв. м жилой площади, произвести 1.000 т сливочного масла и т.д. (Маркс не объясняет, каким образом складываются эти пропорции). Пусть фактически получилось так, что произвели 2.000 т масла и 0,5 млн. кв. м жилья. С технической точки зрения общественно необходимые затраты труда на единицу товара остаются неизменными (например, маслозаводы работали не в одну, а в две смены). Но цена масла на рынке будет в два раза ниже стоимости (определенной в первом томе), и эта цена тоже является стоимостью (определенной в третьем томе "Капитала").
Сам Маркс признал, что "общественно необходимое время приобретает здесь иной смысл" (Соч., т. 25, ч. II, с. 186). На этом развитие теории стоимости Марксом обрывается. Марксистская теория стоимости ответила лишь на часть вопросов, связанных с ценообразованием. Ей не удалось объяснить цены товаров, на производство которых не затрачено труда (например, цена акции, земли). Маркс вывел их не из экономических, а из правовых отношений (экономическая реализация права собственности).
Дальнейшее развитие теории стоимости было сделано "буржуазным Марксом" - Бемом Баверком - в конце прошлого века. Он дополнил теорию категорией "полезность" и показал, что трудовая теория стоимости является частным случаем теории полезности. Трудовая теория стоимости оказывается верной в том чрезвычайно редком случае, когда пропорции производства миллионов товаров строго соответствуют общественным потребностям при данном состоянии производительных сил.
Таким образом, марксистская трудовая теория стоимости оказалась в неразрешимом противоречии, попытавшись раскрыть закономерность формирования цен исключительно через затраты труда. "Если есть область, в которой буржуазные экономисты чувствуют себя полными победителями, - пишет Туган-Барановский о теории стоимости Маркса, - то это именно область теории ценности. Здесь борьба практически закончилась".
Но ожесточенные споры вновь вспыхнули в России в 20-х годах. На этот раз среди ученых-марксистов из-за правильности толкования теории. Известный экономист того времени И.Рубин пытался соединить оба понятия стоимости - "техническую" и "экономическую" (его книга "Очерки по теории стоимости Маркса" выдержала тогда четыре издания). Однако И.Рубина и его сторонников обвинили в ревизионизме. "Рубинщина" в политической экономии была уничтожена вместе с ее носителями в начале 30-х годов. Нарождающемуся сталинизму с тотальным контролем за ценами "экономическая" версия стоимости никак не подходила. О неразрешенном противоречии в теории стоимости Маркса с тех пор "забыли".
Имея короткую историческую память, теперь можно заявлять, как это сделал В.Тарасевич, что Марксу "удалось раскрыть тайну ценообразования" и что "основным принципом ценообразования в СССР было приближение цен к общественно необходимым затратам труда".
Но даже оставаясь на позициях первого тома "Капитала" ("техническая" стоимость), нельзя согласиться с тем, что в СССР ценообразование соответствовало трудовой теории стоимости. Маркс подчеркивал, что "очень важно не упускать из виду того обстоятельства, что стоимость вещи определяется не тем временем, в течение которого она может быть воспроизведена, а минимумом времени, в течение которого она может быть произведена, и этот минимум устанавливается конкуренцией" (Соч., т. 4, с. 99).
В СССР не было конкуренции, но был план. Предприятию устанавливали, что делать и кому поставить продукцию. Раз оно работало по плану, то его затраты признавались общественно необходимыми. Цена должна была обеспечить предприятию возврат материальных затрат, уравнительную зарплату (шкала зарплат опять же не была установлена конкуренцией) и нормированную прибыль.
Исключить систему оценки деятельности и материальное стимулирование, пока труд для многих не является удовольствием, естественно, нельзя. В условиях отсутствия конкуренции оценку делает не рынок, а государственные и партийные органы. Как они могут оценить деятельность предприятия или района? Только через суммирование объемов производства, рассчитанных умножением натуральных показателей объемов производства (или реализации) на их затратные цены.
Происходит превращение затрат в результаты. Возникает знаменитый "вал". Предприятия сопротивляются снижению затрат и даже стараются их завысить. Сэкономленные материалы зачастую уничтожали (сколько добра закопали на стройках, сколько сожгли в балках и болотцах "сэкономленного" бензина и т.д.). Десятилетиями все рубили сук, на котором сидели. И результат налицо: технический прогресс был лишь на бумаге, несмотря на все заботы о нем партии и правительства, а затраты ресурсов в натуральном выражении на единицу ВВП- в 10 раз выше, чем в развитых странах. Сегодня на каждого белоруса потребляется почти столько же энергетических и других ресурсов, сколько, к примеру, и на японца, а ВВП производится на душу населения в 17 раз меньше.
Сейчас общепризнано, что производительность общественного труда в СССР в конце его существования была в 10 раз ниже, чем в развитых капиталистических странах (!). Такое чудовищное отставание могло образоваться лишь в результате всеобщего стремления к максимизации затрат под давлением "вала". Какую необузданную фантазию надо иметь, чтобы освящать авторитетом Маркса (даже прочитанного не далее первого тома "Капитала") ценообразование в бывшем СССР и возврат к затратному ценообразованию, который происходит сейчас в Беларуси!
Таким образом, стремление к справедливому распределению, выраженное в затратном ценообразовании, приводит к обратным результатам. Экономика становится неэффективной и уровень потребления значительно снижается, происходит перераспределение богатства в пользу власть имущих, имеющих больший доступ к каналам перераспределения и информации.
Обратный результат не в последнюю очередь обусловлен заблуждениями трудовой теории стоимости. Усиление в последнее время затратного принципа ценообразования и новые попытки придать этой ценовой политике (и искомой идеологии тоталитаризма в целом) наукообразный вид, используя ошибочную теорию, - все это никак не содействует выходу Беларуси из глубокого кризиса.
Два следствия вульгаризации теории стоимости
Очевидно, что отсутствие конкурентных цен снижает эффективность экономики в целом. Но есть менее очевидные следствия, вытекающие из затратного ценообразования. Отметим два из них.
Завышенная оценка экономического положения Беларуси перед распадом СССР. По официальной статистике, Беларусь в конце 80-х годов дотировала Россию и другие республики СССР ежегодно на сумму в 2,5 млрд. USD.
Но эта статистика являлась следствием действовавшего тогда механизма затратного ценообразования. В машиностроении, например, скрытый рост цен в 1970-1980 гг., по данным доктора экономических наук Хейнмана, составил 9-10% в год (без повышения производительности и качества этих машин). Такой же процесс происходил в легкой промышленности и в ряде других отраслей. Однако он был невозможен в сырьевом секторе (к прокату не пришьешь бантик для получения индекса "новинка", а сорт нефти не доведешь до требований "Знака качества").
В Беларуси доля сырьевых отраслей невелика. Поэтому механизм ценообразования работал на нее. В 1991 г. за две пары минских босоножек, например, можно было купить тонну нефти. Теперь, когда цены ближе к мировым и больше отражают ценность товаров, босоножек за тонну нефти надо отдать в три раза больше.
Расчеты по мировым ценам (см. "АиФ" N 52/1989) показывают, что сальдо товарообмена Беларуси с Россией составляло минус 2,5 млрд. USD. Эти же данные подтвердило белорусское правительство в своем заявлении ("Народная газета", 18 ноября, 1991 г.).
Усиление неравномерности распределения национального богатства. В первые годы независимости предприятия кавказских республик с более развитыми рыночными отношениями были готовы покупать МАЗы по цене, в 2-3 раза превышавшей отпускную цену автозавода. Взятки за право купить МАЗ по госцене доходили до уровня отпускной цены завода. МАЗ, как и другие предприятия, оброс посредниками. Только на этом предприятии частный сектор отнял у государственного около 1,5 млрд. USD.
Нынешнее правительство предоставило валютным спекулянтам возможность нажить состояния на использовании "ножниц" между рыночным и официальным курсом доллара.
Еще один источник новых состояний - приватизация. Первичное распределение акций АО производится сейчас по номиналу этих акций и ваучеров, то есть по затратному принципу. Но стоимость основных фондов отнюдь не определяет будущую доходность акций. Соответственно, знающие люди могут дешево купить прибыльные акции и, наоборот, несведущие люди могут никогда не получить дивидендов. Скандал вокруг объединения "Пинскдрев" тому подтверждение. Директор по номиналу, на законных основаниях, скупил прибыльные акции. Если бы доходные акции проходили через аукцион, то за свои высокие дивиденды покупатели платили бы гораздо больше - либо государству, либо рабочим, продающим свои акции.
Последний пример еще раз показывает, как стремление к справедливости превращается в свою противоположность из-за популистской ценовой политики.
Автор: Леонид Злотников
Источник: Еженедельник «Белорусы и рынок», 1997 год
